Неточные совпадения
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие
женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная,
счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Это — Фиона Трусова, ростовщица, все в городе считают ее
женщиной безжалостной, а она говорит, что ей известен «секрет
счастливой жизни».
Штольц, однако ж, говорил с ней охотнее и чаще, нежели с другими
женщинами, потому что она, хотя бессознательно, но шла простым природным путем жизни и по
счастливой натуре, по здравому, не перехитренному воспитанию не уклонялась от естественного проявления мысли, чувства, воли, даже до малейшего, едва заметного движения глаз, губ, руки.
Право любоваться мною бескорыстно и не сметь подумать о взаимности, когда столько других
женщин сочли бы себя
счастливыми…»
— Как первую
женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле не будет никого
счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
Порешив с этим пунктом, я непременно, и уже настоятельно, положил замолвить тут же несколько слов в пользу Анны Андреевны и, если возможно, взяв Катерину Николаевну и Татьяну Павловну (как свидетельницу), привезти их ко мне, то есть к князю, там помирить враждующих
женщин, воскресить князя и… и… одним словом, по крайней мере тут, в этой кучке, сегодня же, сделать всех
счастливыми, так что оставались бы лишь один Версилов и мама.
Право, она была красива сегодня, и в голове Половодова мелькнула собственная
счастливая мысль: чего искать необходимую для дела
женщину, когда она стоит перед ним?..
Правда и то, что и пролитая кровь уже закричала в эту минуту об отмщении, ибо он, погубивший душу свою и всю земную судьбу свою, он невольно должен был почувствовать и спросить себя в то мгновение: «Что значит он и что может он значить теперь для нее, для этого любимого им больше души своей существа, в сравнении с этим «прежним» и «бесспорным», покаявшимся и воротившимся к этой когда-то погубленной им
женщине с новой любовью, с предложениями честными, с обетом возрожденной и уже
счастливой жизни.
Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и
женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и
счастливой детской песенке.
Мы даже особенно не должны бояться теперь и, так сказать, отмахиваться от иной идеи, как дети или пугливые
женщины, по
счастливому выражению высокоталантливого обвинителя.
Великая будущность перед русскою
женщиной и великая,
счастливая работа.
И все эти
женщины за что-то любили этого проклятого человека, ждали его ласкового взгляда, улыбались ему
счастливыми улыбками и потом проклинали.
Трамбаус. Жителей 8: 3 м. и 5 ж.
Счастливое селение, где
женщин больше, чем мужчин. Хозяев 3.
Если же и
счастливого случая не встретится, тогда… тогда об этих
женщинах даже и не говорят нравственные люди, по крайней мере в трезвом виде…
— Зачем я женился? Я был тогда молод и неопытен; я обманулся, я увлекся красивой внешностью. Я не знал
женщин, я ничего не знал. Дай вам бог заключить более
счастливый брак! но поверьте, ни за что нельзя ручаться.
— А так: там только одни красавицы. Вы понимаете, какое
счастливое сочетание кровей: польская, малорусская и еврейская. Как я вам завидую, молодой человек, что вы свободный и одинокий. В свое время я таки показал бы там себя! И замечательнее всего, что необыкновенно страстные
женщины. Ну прямо как огонь! И знаете, что еще? — спросил он вдруг многозначительным шепотом.
Полнота окончательно погубила и то последнее, что сохраняется красивыми
женщинами от
счастливой молодой поры.
Прейн критически оглядел Раису Павловну и остался ею доволен. Вечером в своем платье «цвета медвежьего уха» она была тем, чем только может быть в
счастливом случае
женщина ее лет, то есть эффектна и прилична, даже чуть-чуть более. При вечернем освещении она много выигрывала своей статной фигурой и смелым типичным лицом с взбитыми белокурыми волосами.
И вот я — с измятым,
счастливым, скомканным, как после любовных объятий, телом — внизу, около самого камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами
женщина. В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные искры.
— Неужели же, — продолжала Настенька, — она была бы
счастливее, если б свое сердце, свою нежность, свои горячие чувства, свои, наконец, мечты, все бы задушила в себе и всю бы жизнь свою принесла в жертву мужу, человеку, который никогда ее не любил, никогда не хотел и не мог ее понять? Будь она пошлая, обыкновенная
женщина, ей бы еще была возможность ужиться в ее положении: здесь есть дамы, которые говорят открыто, что они терпеть не могут своих мужей и живут с ними потому, что у них нет состояния.
Нет, здесь, — продолжал он, как будто сам с собой, — чтоб быть
счастливым с
женщиной, то есть не по-твоему, как сумасшедшие, а разумно, — надо много условий… надо уметь образовать из девушки
женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение.
Вы, точно,
женщина в благороднейшем смысле слова; вы созданы на радость, на счастье мужчины; да можно ли надеяться на это счастье? можно ли поручиться, что оно прочно, что сегодня, завтра судьба не обернет вверх дном этой
счастливой жизни, — вот вопрос!
— Женюсь! вот еще! Неужели вы думаете, что я вверю свое счастье
женщине, если б даже и полюбил ее, чего тоже быть не может? или неужели вы думаете, что я взялся бы сделать
женщину счастливой? Нет, я знаю, что мы обманем друг друга и оба обманемся. Дядюшка Петр Иваныч и опыт научили меня…
— Он-всегда-был-несчастный, — всё суровее говорила
женщина, странно отрывая слово от слова. — Я его
счастливым пыталась делать — ладно, будет!
И
женщина на Востоке, несмотря на кажущееся рабство, в тысячу раз
счастливее.
«И кроме этого», в то же время думал он: «кто мне мешает самому быть
счастливым в любви к
женщине, в счастии семейной жизни?» И юное воображение рисовало ему еще более обворожительную будущность. «Я и жена, которую я люблю так, кàк никто никогда никого не любил на свете, мы всегда живем среди этой спокойной, поэтической деревенской природы, с детьми, может быть, с старухой тёткой; у нас есть наша взаимная любовь, любовь к детям, и мы оба знаем, что наше назначение — добро.
— Если об общем счастии, о мужском и о женском, то я вовсе не думаю, чтобы
женщины стали
счастливее. если мы их завалим работой и заботой; а мужчина, который, действительно, любит
женщину, тот сам охотно возьмет на себя все тяжелейшее.
Ольга слушала, и что-то похожее на зависть встревожило ее; «если б обо мне так говорили, если б и на мне блистали б кружева и дорогие камни… о я была бы
счастливей!..» — всякой 18-тилетней девушке на ее месте эти мысли пришли бы в голову. Наряды необходимы счастью
женщины как цветы весне.
На первом месте, подле хозяина, сел тесть его, князь Борис Алексеевич Лыков, семидесяти-летний боярин; прочие гости, наблюдая старшинство рода, и тем поминая
счастливые времена местничества, сели — мужчины по одной стороне,
женщины по другой; — на конце заняли свои привычные места: барская барыня, в старинном шушуне и кичке; карлица, тридцати-летняя малютка, чопорная и сморщенная, и пленный швед, в синем поношенном мундире.
А в ночной тишине, в сонном молчании всего живого, вспоминались жуткие рассказы Никиты о
женщинах, пленённых татарами, жития святых отшельниц и великомучениц, вспоминались и сказки о
счастливой, весёлой жизни, но чаще всего память подсказывала обидное.
Я не могу сказать, чтобы я думал тогда только о своей картине. Я вспоминал вчерашний вечер с его странной, еще не виданной мною обстановкой, неожиданную и
счастливую для меня встречу, эту странную
женщину, падшую
женщину, которая сразу привлекла все мои симпатии, странное поведение Бессонова… Что ему нужно от меня? Не любит ли он ее в самом деле? Зачем тогда это презрительное отношение к ней? Разве не мог бы он спасти ее?
Иногда же просто во мне говорит эгоизм обыкновенного смертного; бывает жаль, что у меня мать известная актриса, и, кажется, будь это обыкновенная
женщина, то я был бы
счастливее.
— Кто это, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце? О Суламифь, красота твоя грознее, чем полки с распущенными знаменами! Семьсот жен я знал, и триста наложниц, и девиц без числа, но единственная — ты, прекрасная моя! Увидят тебя царицы и превознесут, и поклонятся тебе наложницы, и восхвалят тебя все
женщины на земле. О Суламифь, тот день, когда ты сделаешься моей женой и царицей, будет самым
счастливым для моего сердца.
— Благодарю тебя, мой царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику. Дай мне поцеловать твои руки, не отнимай их от моего рта до тех пор, пока последнее дыхание не отлетит от меня. Никогда не было и не будет
женщины счастливее меня. Благодарю тебя, мой царь, мой возлюбленный, мой прекрасный. Вспоминай изредка о твоей рабе, о твоей обожженной солнцем Суламифи.
Посещение публичных домов было обязательно каждый месяц в день получки заработка; об этом удовольствии мечтали вслух за неделю до
счастливого дня, а прожив его — долго рассказывали друг другу об испытанных наслаждениях. В этих беседах цинически хвастались половой энергией, жестоко глумились над
женщинами, говорили о них, брезгливо отплевываясь.
— О, да… — самоуверенно проговорила маленькая
женщина. — Ампутация обошлась самым
счастливым образом, и бедняк так благодарил меня, даже руки мне целовал и все называл хорошей барышней.
Ненавистно говорил он о
женщинах и всегда похабно, называя всё женское грубо, по-мужичьи, плевался при этом, а пальцы скрючивал и водил ими по воздуху, как бы мысленно рвал и щипал женское тело. Нестерпимо мне слышать это, задыхаюсь. Вспомню жену свою и
счастливые слёзы наши в первую ночь супружества, смущённое и тихое удивление друг перед другом, великую радость…
Потом я запел другой кантик:"Рассуждал я предовольно, кто в свете всех
счастливей?"Он им понравился по музыке, но не по словам:"Цур ей, душко! Это мужеская, не играй при
женщинах. Я, да, я думаю, и весь женский пол не только сами, чтобы рассуждать, да и тех не любят, кои рассуждают. Не знаешь ли другой какой?"
— Может быть, со временем я полюблю и Петербург, но мы,
женщины, так легко предаемся привычкам сердца и так мало думаем, к сожалению, о всеобщем просвещении, о славе государства! Я люблю Москву. С воспоминанием об ней связана память о таком
счастливом времени! А здесь, здесь всё так холодно, так мертво… О, это не мое мнение; это мнение здешних жителей. — Говорят, что въехавши раз в петербургскую заставу, люди меняются совершенно.
— А отчего же не быть
счастливым: как она
женщина степенная и в виду, так и очень, может быть, счастлив.
Юлия (положив руки на плечи Дульчина). Нет, я тебя не стою. Ты моя радость, моя гордость! Нет и не будет
женщины счастливее меня. (Прилегает к нему на грудь.)
Взволнованная до глубины души, не меньше, чем любая
женщина в первый сладкий и острый момент объятий избранника, Стелла вскрикнула; звонкий,
счастливый смех ее рассыпался в комнате, стих и молчаливой улыбкой тронул лицо Аяна.
И во сколько раз
счастливее их те старые и молодые туристы, которые, не имея денег, чтобы жить в отелях, живут где придется, любуются видом моря с высоты гор, лежа на зеленой траве, ходят пешком, видят близко леса, деревни, наблюдают обычаи страны, слышат ее песни, влюбляются в ее
женщин…
Всякий, услышав то, что я говорю, вероятно, подумал бы, что, конечно, моя жена мне не верна, что она изменяет своим супружеским обетам; но это неправда. Моя жена прелестная, добрая
женщина и относится ко всем своим семейным обязанностям чрезвычайно добросовестно и строго. В этом отношении я
счастливей великого множества женатых смертных; но у меня есть горе хуже этого, больнее.
Дело в том, что Татьяна Николаевна ухитрилась бы остаться
счастливой, даже отдавая его другой
женщине, слушая его пьяную болтовню или принимая его пьяные ласки.
И он думал о том, что вот в его жизни было еще одно похождение или приключение, и оно тоже уже кончилось, и осталось теперь воспоминание… он был растроган, грустен и испытывал легкое раскаяние; ведь эта молодая
женщина, с которой он больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива; он был приветлив с ней и сердечен, но все же в обращении с ней, в его тоне и ласках сквозила тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие
счастливого мужчины, который к тому же почти вдвое старше ее.
— Я не надеюсь сделать
женщину счастливой.
И дома, и в поле, и в сарае я думал о ней, я старался понять тайну молодой, красивой, умной
женщины, которая выходит за неинтересного человека, почти за старика (мужу было больше сорока лет), имеет от него детей, — понять тайну этого неинтересного человека, добряка, простяка, который рассуждает с таким скучным здравомыслием, на балах и вечеринках держится около солидных людей, вялый, ненужный, с покорным, безучастным выражением, точно его привели сюда продавать, который верит, однако, в свое право быть
счастливым, иметь от нее детей; и я все старался понять, почему она встретилась именно ему, а не мне, и для чего это нужно было, чтобы в нашей жизни произошла такая ужасная ошибка.
Ему пришла в голову
счастливая мысль. Он встал и надел свою рваную сону (шубу). Его жена, крепкая, жилистая, замечательно сильная и столь же замечательно безобразная
женщина, знавшая насквозь все его нехитрые помышления, угадала и на этот раз его намерение.
Как только польский кончился и пары взаимно раскланивались, снова отделяясь
женщины к
женщинам, мужчины к мужчинам, Завальшевский,
счастливый и гордый, подвел графа к хозяйке.